Откашлявшись же и вновь подняв глаза, девушка с ужасом поняла, что этот комочек, равно как и полтора фунта забрызгавшей ее с ног до головы аналогичной массы, совсем недавно составлял содержимое головы троллегоблина, чье туловище все еще продолжало возвышаться перед ней.
Увидев, как мисс Келлер закатывает глаза, капитан Мигер понадеялся было, что уж теперь-то девушка, наконец, потеряет сознание. Но он в очередной раз ошибся – бледная как мел Линда снова изогнулась, и ее обильно вытошнило прямо на свалившийся к ее ногам безголовый труп.
Как и предсказывал Малыш, его первого выстрела гоблины попросту не услышали – отразившись от камней, звук ушел в небеса и добрался до лагеря гоблинов секунды на две позже пули, притом в очень малоузнаваемом виде. Это дало мне шанс сделать еще целых пять лишних шагов, пока один из гоблов не обернулся, дабы поинтересоваться причиной издаваемых одним из пленников тошнотворных – в самом прямом смысле этого слова – звуков.
Еще шесть шагов я отыграл, пока привлеченные его воплем гоблы напрягали свои шеи, переводя взгляд сначала с меня на труп, а потом опять на меня.
Собственно, я мог бы пройти и еще дальше – на то, чтобы увязать столь внезапную кончину одного из своих собратьев с появлением неторопливо приближающегося одинокого соплеменника в одну причинно-следственную цепочку, требуется уровень абстрактного мышления, явно превосходящий среднегоблинский. Но, во-первых, среди этих парней одаренные личности встречаются куда чаще, чем этого хотелось бы представителям прочих рас, во-вторых, с каждым шагом резко повышалась вероятность разоблачения, а в-третьих, я заметил справа от себя место, самим Господом предназначенное для того, чтобы послужить стрелковой ячейкой.
Большинство гоблов собралось в кружок вокруг валяющегося в пыли у куста тела – не пленника, как я предположил, наблюдая сию мизансцену издалека, а одного из своих сородичей. Стрелять по ним было – одно удовольствие.
Я успел опустошить по ним барабаны двух трофейных «кольтов», пробежать три шага вбок, на ходу срывая с себя позаимствованный мной «карнавальный костюм», упасть за облюбованную мной гору барахла, выхватить «тигр» – и только после этого в украшавший вершину моего укрытия мятый медный чайник с визгом ударила первая пуля.
Впрочем, когда полторы секунды спустя чайник брякнулся о землю рядом со мной, дыр в нем было уже шесть.
Гоблины любят стрелять. Правда, у них неважно обстоят дела с тем, чтобы пули летели туда, куда нужно, а не туда, куда получается. Особенно, если их мишень не ждет, пока ее нашпигуют свинцом, а совершает активные телодвижения и стреляет в ответ. Но нынешняя цель моих зеленошкурых оппонентов полностью соответствовала их идеалам – она была большая, находилась всего лишь в трех десятках ярдов от них, не пыталась убежать и не отвечала огнем… еще бы, под таким-то обстрелом. А потому они самозабвенно разряжали в нее свои ружья и револьверы – то есть занимались именно тем, чего мы с Малышом от них и добивались.
Проще всего было бы, конечно, перестрелять эту банду издалека – минимум половина гоблов получила бы подарок от «черного короля» прежде, чем эти олухи хотя бы определили, откуда именно в них стреляют. Недостаток этого решения заключался в том, что, имея перед собой невидимого врага, гоблины все равно непременно начали бы пальбу во что-нибудь видимое – и почти наверняка этой целью стали бы пленники.
Теперь же я лежал за содрогающейся от попаданий грудой и вслушивался в изредка пробивающийся сквозь устроенную гоблами канонаду отзвук выстрелов Малыша. А также изо всех сил пытался сдержать рвущееся из моей груди наружу дурацкое хихиканье… до тех пор, пока в гулкие хлопки «винчестеров» не вплелось звонкое стрекотание, похожее на звук «зингеровской» швейной машинки, а в седле, в каких-нибудь двух дюймах от моего виска не появились три аккуратных отверстия.
В следующий миг я вылетел из-за кучи, двумя выстрелами успокоил двух наиболее рьяно пытавшихся обойти меня с левого фланга гоблов, забежал за палатку, упал – полотнище надо мной немедленно разорвала дюжина пуль – перекатился еще левее, вскочил, выстрелил еще трижды и вновь упал – на этот раз за массивный котел. Швейная машинка застрекотала вновь, но покатая поверхность котла оказалась не по зубам даже пулям.
Еще один гоблин попытался подобраться ко мне справа, но свалился, схватившись за грудь, еще до того, как я успел истратить на него последний патрон «тигра». Взамен я пристрелил урода, задумавшего поиграть с динамитной шашкой – и сосредоточился на перезарядке, стараясь не думать о том, что прямо передо мной находятся еще не меньше четырех очень злых и вооруженных гоблов.
Процесс перезарядки, как всегда в подобной обстановке, занял целую вечность – и я едва не опоздал! Темная туша заслонила от меня солнце в тот самый миг, когда барабан «тигра» с мягким щелчком занял свое место в рамке. Выстрел… гобл, медленно выронив из лапы ржавый «ремингтон» с длинным стволом, нехотя упал на колени. Вскочив, я придержал его за плечо – и с удивлением обнаружил, что бой окончился. Мой несостоявшийся щит был последним.
Последним, да не совсем… подойдя к распростершемуся в пыли телу, я на всякий случай отпихнул носком сапога тяжелый, богато украшенный резьбой посох и, наведя револьвер чуть пониже костяного налобника, скомандовал:
– Вставай.
Гоблин даже не шевельнулся.
– Вставай-вставай, – повторил я. – На тебе не видно дыр от моего напарника… а сам я пока не страдаю склерозом по части того, кого и сколько раз пристрелил.